Любовник леди Чаттерли - Страница 85

— О, ваша милость! Не говорите так. Он действительно послал бы Филда с Беттсом, и они сразу пошли бы в сторожку. А я даже и не знаю толком, где она находится.

Лицо Конни стало пунцовым — она поняла намек миссис Болтон. Но в таком состоянии не могла лгать. Не могла притвориться, что между ней и егерем ничего нет. Она поглядела на стоящую перед ней женщину — голова опущена, лукавства в глазах не видно. Но, конечно, оно там есть. Ладно, в таких делах женщина женщине чаще всего союзник.

— Так тому и быть, — сказала она. — В конце концов меня это мало волнует.

— Полноте, ваша милость! Ничего страшного не случилось. Вы спрятались от грозы в хижине. Вот и все.

Вошли в дом. Конни сразу устремилась в комнату Клиффорда, клокоча яростью; ее бесило все — Клиффорд, его выпученные глаза, бледное, дергающееся лицо.

— Я должна сказать, у тебя нет причин посылать слуг на мои поиски, — выговаривала она ему резко.

— Боже правый! — возопил он — Где ты была, женщина! Тебя не было дома несколько часов, несколько! Гулять в такую грозу! Какого дьявола тебя понесло в этот чертов лес? Что это тебе взбрело в голову? Гроза уже давно прошла, давно. Ты знаешь, сколько сейчас времени? Да от этого можно сойти с ума. Где ты была? Что ты, черт возьми, все это время делала?

— И не подумаю ничего объяснять, — сказала она и, сняв шляпку, тряхнула волосами.

Он глядел на нее выкатившимися глазами, белки глаз налились желтизной. Ему были вредны приступы такого гнева, миссис Болтон потом мучилась с ним несколько дней. И Конни вдруг устыдилась.

— Ну что это ты, в самом деле, — сказала она мягче, — можно подумать, я была Бог весть где. Я просто сидела в сторожке, разожгла в очаге огонь; лил дождь, а я была счастлива.

Она лгала легко. Зачем еще больше гневить его, какой смысл? Он поглядел на нее с подозрением.

— Посмотри на свои волосы! — все еще кипятился он. — Посмотри на себя!

— Да, — сказала она. — Я бегала нагая под дождем.

Клиффорд лишился дара речи от изумления.

— Ты сошла с ума, — наконец вымолвил он.

— А что такого! Разве плохо принять в лесу дождевой душ?

— Чем же ты вытиралась?

— Старым полотенцем. Нашла в сторожке. Волосы посушила над огнем.

Он все продолжал ошалело глядеть на нее.

— А если бы кто вошел?

— Кто мог бы войти?

— Да кто угодно. Хотя бы и Меллорс. Он, случайно, не заглянул туда? По вечерам он бывает в сторожке.

— Заглянул. Только позже, когда гроза кончилась. Дал фазанятам корму.

Она говорила с поразительной непринужденностью. Миссис Болтон слушала ее в соседней комнате и восхищалась. Подумать только, как естественно может держать себя женщина в такой ситуации.

— А если бы он увидел, как ты носишься голая под дождем, точно сбежала из сумасшедшего дома? Что бы тогда было?

— Он до смерти перепугался бы и дал деру.

Клиффорд все не мог опамятоваться. Что делалось у него в подсознании, он так никогда потом и не разобрал. Сейчас же на ум не шла ни одна здравая мысль. Он просто принял объяснения Конни, принял, как рыба заглатывает крючок. Он восхищался ею, не мог не восхищаться. Она была такая красивая, румяная, свежая и вся светилась любовью.

— Будет большая удача, — сказал он, смягчаясь, — если ты не сляжешь с сильной простудой.

— А я ведь не простужаюсь, — сказала Конни, вспомнив слова другого мужчины: «Не попка, а печка, ладная, круглая, теплая». Ей так захотелось сказать Клиффорду — вот что она услышала во время этой божественной грозы. Но все-таки лучше попридержать язык. И вести себя, как подобает обиженной королеве. И Конни отправилась наверх переодеваться.

Клиффорд решил вечером быть с Конни ласковее. Он читал сейчас одно из новейших научно-религиозных сочинений. В Клиффорде была псевдорелигиозная жилка: он, как и все эгоцентрики, тревожился о будущем своего эго. Клиффорд уже давно взял за правило беседовать с Конни о читаемых книгах. Беседы в их жизни были насущным делом, чуть ли не биологической потребностью. И Клиффорд готовился к ним, как к сложным биохимическим опытам.

— Что бы ты сказала на это? — спросил Клиффорд, потянувшись за книгой. — Будь позади нас еще несколько эонов эволюции, тебе бы не пришлось остужать под дождем свое пышущее здоровьем тело. Вот слушай: «Вселенная предстает перед нами двояко — физически она истощается, духовно же воспаряет».

Конни молчала, ожидая продолжения. А Клиффорд ожидал отклика на первый же постулат. Помолчав немного, Конни вопросительно взглянула на мужа.

— Значит, духовно Вселенная воспаряет, — наконец сказала она. — А что, же остается внизу? Там, где у нее мягкое место?

— Господи! Не ищи ты в сказанном больше того, что там есть, — проговорил он с легкой досадой. — «Воспаряет» здесь, по-видимому, антоним «истощается».

— То есть духовно Вселенная разбухает?

— Я спрашиваю тебя серьезно: как по-твоему, есть что-нибудь в этой фразе?

— А физически, значит, она истощается? — сказала Конни, опять взглянув на него. — Но, по-моему, ты явно полнеешь. И я далека от истощения. А разве солнце уменьшилось в размерах за последнее тысячелетие? И, наверное, Ева предложила Адаму яблоко, которое было не больше наших красных пепинов? Ты не согласен?

— Нет, ты послушай, что он говорит дальше: «Таким образом, Вселенная очень медленно, неуловимо для глаза в нашем временном измерении, стремится к новым творческим энергетическим состояниям, так что наш физический мир, такой, каким мы его знаем сегодня, в конце концов станет некоей пульсацией, почти не отличимой от небытия».

Конни слушала, едва сдерживая смех. В ответ напрашивалось столько всяких непристойностей. Но она только сказала: